На последнем конкурсе поддержки ВИЭ в РФ энергокомпания «Фортум» (подконтрольна финской Fortum) забрала львиную долю мощности ветроэлектростанций (ВЭС), обрушив стоимость ниже уровня одноставочной цены оптового энергорынка. «Фортум» сможет построить около 1,4 ГВт новых ВЭС в 2025—2027 годах.
Исполнительный вице-президент финской Fortum, глава дивизиона «Россия» Александр Чуваев рассказал «Ъ», зачем компания резко снизила цены, почему ВИЭ все равно нуждается в поддержке и для чего РФ нужен налог на выбросы СО2.
На недавней конференции Совета производителей энергии (объединяет генерирующие компании РФ) вы сказали, что резкое снижение цены на конкурсе по ВИЭ — это ваша тактика. Могли бы пояснить, что вы имели в виду?
Мы боролись за объемы в рамках того экономического мандата, который дала корпорация Fortum. Будем дальше двигаться с этими объемами. Нас устраивают результаты конкурса.
Средняя одноставочная цена электроэнергии в ваших заявках ниже оптовой для всех видов генерации (средний показатель цены в заявках СП «Фортума» и Роснано — 2,2 тыс. руб. за МВт•ч, одноставочная цена оптового энергорынка — 2,5 тыс. руб.). Означает ли это, что в России уже можно строить ВИЭ без поддержки?
ВИЭ без поддержки пока еще строить нельзя. Нужно судить по всему портфелю. Если говорить о нижней части портфеля, наименьших ценах в наших заявках (1,7 тыс. руб. за МВт•ч.— «Ъ»), конечно, они очень конкурентоспособны. Но если говорить о том, что формирует портфель в целом, то поддержка все равно нужна. Очень хорошо, что этот конкурс был структурирован по денежному объему поддержки, а не по объемам мощности. В этот раз была возможность побиться за объемы, для нас объемы были важнее цены. По нашему портфелю, сформированному на конкурсе, цена сложилась таким образом, чтобы, во-первых, соблюсти мандат штаб-квартиры, а во-вторых, — оценить возможность конкурентоспособности ВИЭ в условиях текущего рынка.
Паритет c уровнем строительства новой традиционной генерации плюс сеть можно считать состоявшимся. А вот паритета с традиционной генерацией, в среднем представленной в конкурентном отборе мощности (КОМ), еще только предстоит достигнуть.
Однако технологии и в ветроэнергетике, и в солнечной энергетике двигаются семимильными шагами. В какой-то момент, безусловно, альтернативная энергетика будет полностью конкурентоспособна.
Она уже сейчас может конкурировать примерно с 30 ГВт традиционной генерации, которая работает с загрузкой в 10−15%.
За несколько дней до объявления результатов конкурса вы говорили, что СП «Фортума» и «Роснано» вряд ли сможет взять какие-либо объемы в программе. Вы также предполагали, что победит только один игрок. Что произошло?
Дело в том, что максимальная одноставочная цена для конкурса была сформирована в конце 2020 года. При этом цены, особенно на сырье и металл, подскочили в начале и в середине 2021 года — по нашим расчетам, это могло привести к капитальным затратам на уровне или выше предельных цен. Кроме того, мы предполагали, что «Новавинд» (дивизион «Росатома» по ветроэнергетике.— «Ъ»), инвестировав при исполнении первой программы поддержки ВИЭ в свои машиностроительные мощности, выйдет на конкурс с достаточно агрессивными ценами, поскольку им нужно будет загрузить свои предприятия. Поэтому у нас был довольно скептический настрой в отношении нашей победы в данном конкурсе. Наши сомнения не оправдались. «Новавинд» выиграл чуть менее четверти объемов по мощности, а средняя цена у них выше, чем у нас. Похоже, мы решали разные задачи на этом конкурсе, и обе компании решили их как планировали.
Какие преимущества вам дает большой объем мощности по ВЭС-проектам?
Это дает возможности локализации, возможности лучшего взаимодействия с потенциальным технологическим партнером, то есть производителем оборудования. На больших объемах можно снизить себестоимость оборудования, стоимость капитальных затрат, привлечь новые эффективные технологии и, потенциально, новых заказчиков на проекты ВИЭ.
Vestas остается вашим технологическим партнером?
— Vestas, безусловно, является нашим технологическим партнером по первой программе поддержки ВИЭ (2014−2024 годы.— «Ъ»). Если она выиграет конкурс на поставку оборудования и сервис согласно условиям нового конкурса по нашим новым объемам, она останется нашим технологическим партнером и по новой программе.
Ведете ли вы переговоры с китайскими производителями?
Мы ведем переговоры с несколькими производителями. Переговоры идут на конкурентной основе: победит сильнейший. В мире есть компании, которые хотели бы быть нашими технологическими партнерами по выигранным объемам нового конкурса.
Они готовы при таких объемах локализовать производство в России?
Задача технологического партнера — выполнить все условия нормативных требований, которые действуют в этой программе.
К какому году вам необходимо определиться с технологическим партнером по второй программе?
У нас еще есть время.
Машины какой мощности планируете ставить?
До конца мы пока еще с этим не определились.
Какой примерно CAPEX?
У нас есть понимание по капитальным затратам.
Исходя из ваших заявок, КИУМ (загрузка мощности.— «Ъ») по вашим ВЭС будет доходить до 50%. Это высокий уровень, как будете его достигать в России?
Как я уже говорил, этот конкурс был конкурсом компетенций и набранного опыта по первой программе поддержки ВИЭ. Набранная статистика позволяет нам быть уверенными в тех параметрах, которые мы заложили при расчете цен.
Вы не могли допустить ошибки в заявках?
Надеюсь, что нет. На предыдущих конкурсах нас тоже обвиняли в том, что мы ошиблись, но этого не произошло.
Фондирование для ваших проектов будет российским или международным? Можете ли раскрыть уровень ставки кредитов?
У нас российское фондирование. Мы работаем с четырьмя самыми крупными российскими банками, у нас очень хорошие рабочие отношения. За то, чтобы кредитовать ВИЭ-активы, идет конкурентная борьба. Аппетит у банков хороший. Ставка по кредитам — это коммерческая информация, которую мы не вправе разглашать.
ВЭС с запуском в 2025—2027 годах должны набрать 87 баллов по уровню локализации. Сколько баллов вам не хватает?
Это дело нашего технологического партнера, с которым мы будем работать. В его зону ответственности попадает выполнение нормативных требований по локализации, по уровню экспорта оборудования и так далее. Напомню, что актуальный уровень локализации в рамках исполняемой программы поддержки ВИЭ уже превышает 65%.
Определились ли с площадками под проекты?
У СП «Фортум» и «Роснано» есть примерное понимание регионов, в которых мы собираемся строить ВЭС, и по каждому проекту будет принято отдельное инвестиционное решение.
Судя по результатам конкурса, вы в основном заявили площадки на юге. Почему?
Это не значит, что они все будут на юге. У нас есть запас времени для того, чтобы принять окончательное решение по текущим площадкам, а также зарегистрировать другие площадки.
В новой программе поддержки после 2025 года инвестору можно поменять площадку размещения ВИЭ-станции только за два года до запуска. Станет ли это серьезным препятствием для инвестора?
Я сомневаюсь, что это станет препятствием для компаний, которые выиграли этот конкурс. Уже накоплен портфель площадок. Думаю, победители конкурса в новой программе с этим справятся.
По итогам первой программы большая часть ВИЭ (3,5 ГВт) будет построена на юге. Больше нигде нет сильного ветра и яркого солнца?
Нет, ветер и солнце есть везде. Правда, в разных количествах. При выборе площадок решается многофакторная задача максимизации возврата на вложенный капитал при учете, помимо соларизации и ветропотенциала, еще ряда факторов, таких, как, например, стоимость доставки оборудования и материалов, доступность сетевой инфраструктуры, наличие и стоимость земельных участков, стоимость электроэнергии в узле и так далее.
На отборе проектов солнечной генерации в 2018 году вы тоже резко снизили цены. Публично вы заявили, что даже с такими низкими ценами вам выгодно строить СЭС из китайского оборудования и платить штрафы. В новой программе такая возможность остается?
В новой программе изменили регулирование и требования. В первой программе штрафы за недостаточную локализацию оборудования составляли 65% от платежа за мощность по ДПМ (договор поставки мощности, гарантирующий возврат инвестиций.— «Ъ»). Даже с уровнем штрафов в 65% у нас была приемлемая возвратность на инвестиции, поэтому мы пошли и выиграли конкурс. Российские компании пришли к нам на конкурс со своим локализованным оборудованием и предложили нам очень конкурентные цены. Сейчас победитель этого конкурса строит для нас самую большую российскую солнечную электростанцию. Конкуренция необходима. К сожалению, в последнем отборе штрафы увеличили до 100%. Мы были категорически против, потому что в такой ситуации нет опосредованной конкуренции между российскими и иностранными производителями. Нас, к сожалению, не услышали. Поэтому в конкурсе по солнечным электростанциям в этом году мы участия не принимали. Тем не менее надо сказать, что цены на солнечные проекты на последнем конкурсе приятно удивили: они приближаются к мировым. Инвесторы в солнечную генерацию отработали очень хорошо. Пользуюсь случаем поздравить их с этим.
Планов участвовать в конкурсах по солнечным проектам у вас нет?
Если регулирование изменят, то, наверное, мы посмотрим на эту тему. Но поскольку мы не являемся вертикально интегрированной компанией с точки зрения производства, строительства, владения и эксплуатацией электростанций, то, скорее всего, нет.
«Системный оператор» предупреждает о возможных трудностях интеграции ВИЭ в Объединенную энергосистему юга. Вы видите в этом проблему?
«Системный оператор» — очень квалифицированная организация. Если во всем мире смогли преодолеть сложности интеграции возобновляемой энергетики в энергосистему, то наш «Системный оператор» точно преодолеет все трудности. У меня нет в этом сомнений.
Планируете ли строить ВИЭ в неценовых зонах?
В какой-то момент мы можем начать рассматривать эту возможность.
На следующих конкурсах вы продолжите снижать цены?
Мы не знаем, что будет на следующем конкурсе: какая будет конкуренция, сколько будет стоить оборудование, металл, земля, какая будет инфляция, требования к человеческому ресурсу. Все эти вещи являются параметрами финансовой модели, к которой для следующего конкурса мы еще не приступали.
Нет ли планов строительства морских ВЭС?
Пока нет. Хотя, наверное, при такой зрелости, в целом, подхода к альтернативной энергетике в РФ организаторам конкурса уже пора об этом задуматься.
Ожидалось, что на этом конкурсе будет много новых игроков. Как вы считаете, почему этого не произошло?
Конкуренция, на наш взгляд, была довольно высокой. Просто видны только те компании, чьи заявки прошли, и выиграли те компании, которым удалось сохранить компетенции, наработанные за предыдущие годы. Мы это хорошо понимаем, чувствуем этот рынок, компетенции здесь очень много значат. Оба победителя конкурса выжили с точки зрения загрузки своих предприятий — это очень хорошо. Конкуренция всегда на благо потребителей, в отличие от монополии.
Планируете ли предлагать промышленным потребителям строительство ВЭС по ценам, схожим с одноставочной ценой в ваших заявках?
У меня возникает вопрос к слову «схожий». Здесь играет большую роль многофакторность, а также то, что поддержка ВИЭ рассчитана на 15 лет. С учетом 15-летней поддержки, с учетом тех рисков, которые могут быть в отношениях с промышленными потребителями, думаю, что мы можем предложить им достаточно конкурентные цены. Позвольте выразить уверенность в том, что промышленность, особенно экспортно-ориентированная, будет заинтересована в таком сотрудничестве.
Ведете ли переговоры с «Роснефтью» по строительству генерации для проекта «Восток Ойл»?
Предпочту оставить этот вопрос без комментариев.
Сейчас ВИЭ не могут участвовать в КОМ. Нужно ли решать эту проблему?
Эту проблему, безусловно, нужно решать, в том числе с точки зрения технологически нейтральных конкурсов, которые должны проводиться по КОМ НГ (конкурентный отбор мощности новой генерации.— «Ъ»). Сейчас правила КОМ сделаны под тепловую генерацию, под ГЭС и АЭС, но интересы альтернативной энергетики не учитываются. Правила надо менять, мы уже говорили об этом министру энергетики Николаю Шульгинову и «Совету рынка». Менять правила надо как можно быстрее, чтобы альтернативная энергетика могла конкурировать с другими видами генерации на конкурсах. Это в интересах потребителей, а энергетика, как инфраструктурная отрасль, в первую очередь должна удовлетворять их запросы.
Почему ВИЭ не допускают в КОМ?
Насколько мы знаем, по мнению регуляторов, причина в том, что нельзя предсказать, когда мощность ВИЭ будет, а когда не будет. Но это совершенно не должно быть проблемой: нужно развивать системные услуги и балансирующий рынок, особенно с учетом профицита рынка по установленной мощности. Вообще потребность в рынке мощности с учетом вышесказанного вызывает вопрос. На наш взгляд, одноставка, то есть рынок электроэнергии, в текущих условиях может быть более эффективна.
Минэнерго планирует провести технологический нейтральный конкурс для электрификации БАМа. Есть ли у вас планы участвовать в конкурсе с ВЭС или газовой генерацией?
С точки зрения альтернативной энергетики, насколько я знаю, там не очень хорошие условия для ВИЭ. Пока затрудняюсь сказать, будем мы участвовать в конкурсе или нет.
При подаче заявки на конкурс ВЭС вы учитывали дополнительную выручку от продажи электроэнергии по свободным двусторонним договорам (СДД)?
Нет. Дополнительная выручка от СДД дает незначительное экономическое преимущество, поэтому этот потенциальный доход не был включен в нашу модель. Но мы, безусловно, будем удовлетворять разумные потребности тех потребителей, которые экологически продвинуты и экологически активны и хотят заключать прямые договоры на поставку зеленой электроэнергии.
На какой объем электроэнергии вы уже заключили СДД на поставку электроэнергии с уже запущенных станций на ВИЭ?
Насколько мы знаем, у нас самые большие в стране объемы по зеленым СДД. Сначала нашими потребителями были большие иностранные компании, например, Unilever. Затем к ним присоединились российские компании, которые озабочены ESG-повесткой, такие, как, к примеру, «Сбер» и «Щекиноазот». Сейчас портфель растет, очень много интересантов, особенно в силу того, что климатическая повестка начинает экономически довлеть над нашими экспортными компаниями. Этот инструмент вполне востребован.
С какой средней премией вы продаете электроэнергию по СДД?
Вынужден воздержаться от ответа на этот вопрос. Могу сказать при этом, что текущей надбавки, конечно, недостаточно для того, чтобы обладать инвестиционной привлекательностью.
Есть ли предпосылки для роста цены электроэнергии по СДД?
Мне кажется, что основной и самой серьезной предпосылкой к этому является то, что сейчас рассматривается введение торговли квотами на СО2 в России. С нашей точки зрения, торговать квотами в России и оставлять деньги внутри страны должно быть гораздо интереснее как государству, так и участникам рынка, включая промышленных потребителей-экспортеров, чем платить трансграничный углеродный налог (ТУР) в другой стране и оставлять деньги там.
Интересен ли вам рынок зеленых сертификатов?
Нам интересны любые инструменты, которые повышают инвестиционную привлекательность альтернативной энергетики, а также способствуют декарбонизации экономики и продвигают производство электричества без выбросов СО2.
Как вы относитесь к предложению промышленности вычитать премию СДД из платежа по ДПМ ВИЭ или раздать экспортерам зеленые сертификаты на электроэнергию с объектов ВИЭ бесплатно?
Любой потребитель очень хочет потреблять все бесплатно, но так не получается. Есть государства, у которых электроэнергия бесплатная, ее субсидирует государство.
Слова «бесплатно» и «потребители», возможно, находятся в гармонии друг с другом, но не в гармонии с жизнью.
В России СДД — финансовый, а не поставочный договор. «Интер РАО», например, видит необходимость вносить изменения в правила СДД, чтобы предъявлять их в ЕС для снижения ТУР. Вы видите такие риски?
Риски, в первую очередь, должны видеть те потребители и производители товаров, включая «Интер РАО», которые являются экспортерами этих товаров. В этом смысле они должны быть озабочены введением ТУР в ЕС. Мы в целом поддерживаем их инициативу, поскольку финансовый и прямой договор примерно одинаковые, они позволяют нашим экспортерам более четко отслеживать «зеленость» поставок электроэнергии. Но повторюсь, на наш взгляд, гораздо интереснее был бы инструмент торговли выбросами в РФ, гармонизированный с ЕС. Создание углеродной биржи в России позволило бы четко и прозрачно, как и в ЕС, отслеживать ситуацию, чтобы никто не смог предъявить экспортеру претензии о каком-либо нарушении по объемам выбросов СО2.
Гармонизированная, то есть с таким же уровнем цен? Сейчас цены на европейской бирже EU ETS бьют рекорды.
Цены на газ в ЕС тоже бьют рекорды, но у нас же цены на газ стабильны, правда? Мы просто забываем о том, что текущие цены на квоты СО2 в ЕС еще несколько лет назад были €2−3 за тонну. Сейчас они доходят до €60 и выше, но это биржа, это рыночные условия. При этом в электроэнергетике есть механизмы смягчения пиков, например, методика учета заявок РСВ от АТС («Администратор торговой системы», структура «Совета рынка».— «Ъ») в моменты резких колебаний цены, почему бы его не ввести и в торговлю выбросами? Там может быть разнообразный инструментарий, включая квоты от государства. Это можно сделать, была бы политическая воля и кто-то, кто мог бы взяться за этот проект. По моей информации, этот вопрос сейчас серьезно рассматривается, на наш взгляд, он будет лучшим финансовым инструментом, особенно для наших потребителей-экспортеров. Появление цены на СО2 подстегнет инвестиционную активность в сфере зеленой энергетики, даст инвестиционный импульс всем энергоэффективным проектам.
Как вы относитесь к позиции, что Россия может существенно снижать выбросы за счет посадки лесов и обводнения болот?
Давайте подождем и посмотрим, сможем ли мы договориться по этой теме на Всемирном климатическом форуме в Глазго (запланирован на 31 октября.— «Ъ»). Обращу внимание только на тот факт, что на большинстве рынков участники заявляют о приоритете абсолютного снижения выбросов, а то, что не получается полностью убрать, предполагается компенсировать за счет климатических проектов. Но не наоборот.
Планируете ли искать новых партнеров в акционерный капитал своих ветроактивов?
Мы постоянно анализируем оптимальную структуру собственности на наши активы в сфере ВИЭ, опираясь в том числе и на цели наших текущих партнеров. Например, «Роснано» было заинтересовано в выходе из ранее построенных активов в Ульяновске, Ростове и Калмыкии. На базе этих ВЭС мы образовали новое долгосрочное СП с РФПИ.
Планируете ли проекты зеленого водорода на своих объектах в России?
Пока не планируем. Мы рассмотрим вопрос, если будут потребители или будет привлекательная экономическая модель, которой по зеленому водороду пока что нет.
Сделка Fortum по покупке контроля в немецкой Uniper состоялась. Ожидаются ли какие-то реорганизации или объединение менеджмента «Фортума» и «Юнипро» в России? Будет ли «Фортум» брать «Юнипро» в управление?
Мы полностью сконцентрированы на работе в России как ПАО «Фортум». «Юнипро» — это отдельная публичная компания, и мы и не контролируем ее деятельность.
Известно ли вам, какая будет стратегия по угольным активам «Юнипро»?
Этот вопрос относится к деятельности «Юнипро», и его нужно задавать им.
Планируете ли выходить из ТГК-1?
Мы никогда не комментируем планы на будущее. Сейчас в ТГК-1 мы миноритарный акционер, с долей около 30%. Конечно, у нас положение достаточно сложное, поскольку в компании два стратегических акционера. При этом контрольный пакет у «Газпром энергохолдинга» (ГЭХ, объединяет энергоативы «Газпрома».— «Ъ»), поэтому в рамках российского законодательства мы мало что можем сделать для повышения эффективности этой компании. Мы там сидим в основном как финансовый инвестор, но, на мой взгляд, ТГК-1 достаточно интересная компания с точки зрения повышения капитализации, особенно в свете ее потенциально достойных ESG-параметров. В этом смысле нам бы хотелось, чтобы «Газпром энергохолдинг» реализовал те преимущества, которые есть у ТГК-1 для повышения капитализации и удовлетворения интересов всех акционеров, включая миноритариев. Мы, как члены совета директоров, готовы поддерживать любые инициативы в этом направлении.
В отборах по программе модернизации старых ТЭС у «Фортума» нет ни одного проекта. Вам не интересна программа?
Вы правы, эта программа нам не интересна. Модернизация — это технологические мероприятия с повышением параметров станции. Назовите мне хоть одну станцию, которая заметно повысила технологические параметры в результате этой модернизации — стала существенно лучше по КПД, по объему выбросов или еще по какому-то критерию? Фактически это проведение ремонтов и поддерживающих инвестиций, которые должны делаться из операционной деятельности любого предприятия.
На наш взгляд, эта программа искажает рынок и не отвечает интересам потребителей.
Выручка «Фортума» в первом полугодии выросла, чистая прибыль — сократилась. С чем это связано?
Это связано с обесценением основных средств при продаже Аргаяшской ТЭЦ компании «Русатом Инфраструктурные решения», входящей в «Росатом» (обесценение активов составило 2,26 млрд руб., согласно отчетности «Фортум».— «Ъ»). Мы закрыли сделку в июле этого года, активы обесценились со времени начала нашего владения в 2008 году. Это не операционное уменьшение прибыли.
Какой результат ждете по всему году?
Позвольте воздержаться от ответа на этот вопрос.
На ваш взгляд, рост спроса на электроэнергию до конца года продолжится?
Надеемся, что спрос будет расти. Экономика растет, экспорт из России увеличивается, основные потребители электроэнергии находятся в хорошей экономической ситуации, поэтому мы оптимистично смотрим на перспективы роста спроса.
Как продвигается подготовка к переходу на альтернативную котельную в Тюменской области и в других регионах?
В Тюменской области мы, наверное, наиболее подвинулись с точки зрения альтернативной котельной. Губернатор Тюменской области Александр Моор и его команда поддерживают переход на альткотельную. Мы находимся в процессе обсуждения, и надеюсь, что мы через какое-то время придем к тому, чтобы получить регулирование по методу альтернативной котельной в Тюменской области. Такой переход даст большие возможности с точки зрения реализации энергоэффективных проектов и достаточно серьезной модернизации системы теплоснабжения. Власти Тюменской области настроены очень серьезно, нам это очень приятно, мы с удовольствием находимся в партнерских отношениях.
На ваш взгляд, почему переход на альтернативную котельную в целом в России идет так медленно?
В результате создания нормативных правовых актов альтернативная котельная стала одним из методов регулирования, который, видимо, не очень удобен регулятору или региональным властям. Компании не хотят переходить на этот метод в тех регионах, где тариф на теплоснабжение превышает цену, которая складывается по методу альтернативной котельной. А в тех регионах, где цена по методу альтернативной котельной выше текущего тарифа, против реформы выступают региональные власти и население. Если бы была унификация в регулировании по методу альтернативной котельной в РФ, то баланс бы выровнялся. Но пока метод альткотельной — лишь один из методов регулирования, и он выбирается в основном регулятором, то никто особо в этом не заинтересован. Хотя сейчас внедрение этого метода в России все-таки медленно, но идет.
В отчете за 2020 год сообщалось, что «Фортум» дополнительно разрабатывает мероприятия по сокращению расходов и оптимизации капвложений из-за пандемии. Какие это меры?
Действительно, мы приняли меры по переносу каких-то инвестиционных решений и ремонтных программ. В ремонтных программах задействованы люди, поэтому, учитывая эпидемиологическую обстановку, нам пришлось сделать сдвижку. Но в этом году мы уже наверстали все отставания. Кроме этого, у нас было принято несколько управленческих решений, которые были поддержаны трудовым коллективом. Нам удалось сохранить трудовой коллектив и пройти кризисный период без увольнений.
Интервью взяла Полина Смертина
